Не знаю, что именно способствовало тому, что мне надоела жизнь «индейца»: может быть, увещания директора консерватории, может быть, скука от общения с мальчиками, совершенно не похожими на меня, может быть, и дружба со значительно более старшим, серьезным товарищем по школе, может быть, вновь возникшая тяга к музыке, может быть, влияние конфирмации

Мои родители не были набожными, отец никогда не ходил в церковь, мать самое большее посещала церковные концерты. Но они принадлежали к церкви и выполняли некоторые внешние обряды, вероятно, ради общепринятых правил буржуазного приличия. Меня родители также не принуждали ходить в церковь, и я посещал ее только по воскресеньям и только если невозможно было отказать доброй старой даме, воспитавшей еще мою мать.

А если вас интересует тема веб-студия Москва, попробуйте зайти на этот сайт. Там можно узнать много интересного на тему веб-студия Москва. Это очень важная для многих людей тема. Спасибо за эту информацию.

Сама подготовка к конфирмации произвела на меня столь же мало впечатления, как и уроки религии. Но зато личность священника, который должен был меня конфирмировать, оказала на меня большое влияние. Этот священник был умным и любившим спорить человеком, который во многих отношениях находился с самим собой и со всем миром в таком несогласии, что помочь ему сплошь и рядом мог только алкоголь. В этом состоянии он отталкивал многих людей; но когда он был трезв, он мог увлечь своих слушателей и оставить глубокое впечатление.

Подготовка к конфирмации

Содержание его проповедей, так же как и уроков, было скорее религиозно-философским, нежели церковным, и я в это время был склонен больше не к церковному благочестию, а к серьезному размышлению. Сопутствовавшая ему легкая церковная «окраска» улетучилась вскоре после конфирмации. Испытав переживания довольно нецерковного рода, я начал подвергать критике благочестие и повсюду открывать лицемерие и ханжество.
Очень сильное впечатление произвел на меня такой эпизод в родительском доме. Однажды я по усвоенной с детства привычке читал предобеденную молитву. Отец сидел напротив меня, мать стояла между нами. Случайно подняв глаза, я увидел, что отец зевает, прикрыв рот рукой, а мать, полуотвернувшись, что-то разглядывает на улице через окно. Я тотчас же прервал молитву и сел. На заданный угрожающим тоном вопрос отца, что такое со мной стряслось, я отвечал, что не желаю больше принимать участие в этом лицемерии. Разразился страшный скандал, и я избежал порки только благодаря тому, что по незыблемым гражданским правилам конфирмированного уже нельзя бить. Однако у меня начали открываться глаза, и я не на шутку мучился проблемой неискренности, сохранения уважения, хорошей репутации, – короче, всей типичной для того времени двуличностью. Несколько лет спустя я хотел даже по этим соображениям выйти из церкви, но так никогда и не сделал этого из-за настоятельной просьбы родителей. Я должен был решать этот конфликт сам с собой.