Большую часть дня я проводил на улице с горланящими мальчишками, что я довольно ловко умел скрыть от матери и чего отец не мог заметить, так как был слишком занят.

А если вас интересует тема балясины монтаж, попробуйте зайти на этот сайт. Там можно узнать много интересного на тему балясины монтаж. Это очень важная для многих людей тема. Спасибо за эту информацию.

Когда слава обо мне как «индейце» распространилась, дома мне здорово «досталось на орехи, особенно однажды, когда мы принялись стучать палицами подряд о все жестяные вывески и один из их обладателей влепил мне затрещину, оставившую явственные красные пятна. Мне не повезло – я попался на глаза матери, которая, узнав, в чем дело, надавала мне новых оплеух. А затем я получил еще дополнительную порцию затрещин от отца. Эта последняя порция имела, впрочем, особое основание. Портной, от которого я получил первые оплеухи, был евреем, а отец всегда приходил в ярость, сталкиваясь с какими-либо проявлениями распространявшегося тогда в наших местах антисемитизма. Мать разделяла его взгляды, находя сильную поддержку в письмах моего дедушки. Поскольку мои родители пользовались услугами домашнего врача-еврея, которому я также очень многим обязан, и питали большое расположение, даже уважение к другим лицам еврейского происхождения, то они с крайней строгостью следили за тем, чтобы у меня не появилось ни малейшего признака антисемитизма.
Вообще, чем здоровее я становился, тем уместнее считалась в воспитании крайняя строгость, Я получал слишком много колотушек, запальчивость отца и темперамент матери довольно часто способствовали тому, что они совершенно выходили из себя. Я начал испытывать ужас перед наказаниями. От этого я стал неискренним и едва ли не лживым, каким раньше никогда не был, – впоследствии мне пришлось бороться с этим Пороком, вот почему я слишком хорошо отдаю себе в «ем отчет.

Запальчивость отца и темперамент матери
Постепенно у меня установились очень скверные отношения с отцом, и если бы не музыка и не постоянный интерес матери к моему общему развитию, то отчуждение распространилось бы и на мое отношение к ней. Я стал строптивым и старался поступать, как мне заблагорассудится, когда знал, что на меня не смотрят. Вместе с тем музыка все больше отступала на задний план. Я постоянно обманывал доброго Фрица Кирхнера, так как никогда не готовил упражнений. И наоборот, мать я обманывал, говоря, что мне нужно упражняться и разучивать уроки. Два года, прошедшие до того, как мне исполнилось четырнадцать лет, были, насколько я помню, «немузыкальными», и я -не знаю, что достойного упоминания можно рассказать о них.