Одним словом, можно было говорить о постепенном отмирании интересующегося музыкой общества. Война была сильнее искусства, и сознание того, что Германия проигрывает войну, повсюду прокладывало себе путь и овладевало всеми мыслями и поступками. К этому прибавились лишения, которые еще несколько лет назад вообще невозможно было себе представить, а следом за ними – разочарование, подавленность или гнев. Люди пробуждались каждый по-своему, и блестящая, могущественная Германская империя оказалась перед катастрофой, которую все чувствовали и о которой тем не менее никто не догадывался.

Я назову круг своих друзей оппозиционным, потому что не могу применить к нему эпитет «революционный». Мы чувствовали себя безусловно готовыми к любой революции в искусстве, а также в очень многих других областях, но у нас, особенно в музыке, не было ни основы для деятельности, ни представления о целях. В политической и. общественной жизни мы были воспитаны в духе милитаристского патриотизма, но в то же время остались совершенно аполитичными и, соответственно, незрелыми в гражданском отношении. Отбросив ура-патриотизм, мы не могли преодолеть аполитичного отношения к современной действительности. Мы отнюдь не соглашались с обстоятельствами, господствовавшими в Германской империи, резко отвергали русский абсолютизм, государственные формы во Франции и Англии казались нам гораздо более совершенными. Мы были в принципе республиканцами, но достаточно терпимыми, потому что баварского короля довольно часто встречали на улицах как дружелюбного старого господина, потому что принц Людвиг Фердинанд удовольствия ради играл в королевском оркестре, потому что принц Карл Теодор являлся знаменитым глазным врачом, потому что на этих представителей правящего дома в противоположность Вильгельму II мы смотрели как на людей. Настолько мы были поверхностны и детски наивны! Узнайте стоимость преобразователя частоты здесь