Однажды я несколько опомнился. Прилль исполнил мое симфоническое чудовище на одной из репетиций, и тут оказалось, что хотя оно хорошо звучало, ошибок в партитуре было столько, что невозможно было доиграть его до конца. Прилль произнес передо мной серьезную речь о необходимости тщательности и основательности в работе и показал мне, куда ведет мой образ жизни. На несколько недель это помогло, но затем все опять пошло по-старому и еще хуже, чем прежде.
В университете я записался на курсы лекций по музыковедению, психологии и философии. Должен признаться, что на лекциях Адольфа Зандбергера я ужасно скучал.
Примерно через два месяца я бежал с его курса прямо посреди лекции, хлюпнув вдобавок дверью. С музыковедением было покончено. Напротив, психология и философия чрезвычайно привлекали меня, и я начал усердно изучать эти предметы. Курсы Пфэндера и Липпса в летнем семестре 1909 года глубоко захватили меня в ущерб упражнениям на фортепьяно.
Хочу рассказать маленькую историю о Липпсе. Он читал в переполненной Auditorium maximum курс «История философии», который начал словами: «Некоторые из вас, вероятно, удивятся тому, что для короткого летнего семестра я избрал «Историю философии» вообще, забор из профлиста а не какую-нибудь часть из истории философской мысли. Но не думайте, что я намереваюсь попытаться дать обзор всей истории философии. Не знаю, как далеко я уйду, покончу ли я вообще хотя бы с античностью или дойду до нового времени. Я не хочу сообщать вам в этом курсе факты или частности, которые вы можете прочитать в книгах, я рассматриваю свою тему как подходящий предлог для того, чтобы научить вас философски мыслить. Привитие молодым студентам навыков объективного мышления кажется мне первой и важнейшей задачей преподавателя в любой области знания».
Я редко встречал курс, который студенты слушали бы с таким вниманием. Липпс, несмотря на то, что он был стар и болен, умел необычайно заинтересовать нас.