Что я не выбрал пение, было еще объяснимо, так как я был частным учеником отличного преподавателя пения, Карла Эрлера, и чувствовал, что занятия у него и с точки зрения музыки, и с точки зрения здоровья одинаково шли мне на пользу. Но что я предпочел композицию дирижированию, было тем более поразительно, что я сам, совершенно независимо от своих родителей и учителей, считал само собой разумеющимся, что мне нужно как можно скорее получить профессию.
В противоположность этому убеждению изучение композиции показалось мне вдруг самым важным. Избрать же два главных предмета сразу я не решился. Сдав приемные испытания, я перескочил через первый класс контрапункта (композиция как один из главных предметов охватывала тогда три года изучения гармонии и три года изучения контрапункта). Можно было, следовательно, полагать, что после двухгодичного посещения Академии я смогу выдержать выпускной экзамен. Я стал учеником Фридриха Клозе и должен, к своему стыду, признаться, что мое учение проходило немногим иначе, чем прежде на лекциях Зандбергера. Клозе желал быть достаточно основательным, но поскольку он не отличался живостью, а скорее осторожностью и уклончивостью, то производил впечатление многоречивого. Нам потребовались недели для работы над первой школьной фугой у классной доски. В течение этого времени мы не выполняли никаких домашних заданий, так что все наши занятия ограничивались двумя часами в неделю. Кроме этого, бухгалтерское обслуживание час в неделю занимало изучение инструментовки, причем здесь Клозе строго придерживался учения Берлиоза – Штрауса.
Я присоединился к одному коллеге, который был старше меня года на три, уже имел позади два года дирижерской практики, и оба мы пришли к выводу, что преподавание Клозе рассчитано на учащихся гораздо моложе нас, занимавшихся контрапунктом лишь как дополнительным предметом.